– Какой показалась вам первая нефть? – Была она чёрной, желанной!

Бывает, что от иной докладной записки веет легендой. Судите сами! «28 декабря 1962 года на железнодорожной эстакаде участка №1 цеха 8 была слита первая цистерна с нефтью, – обращалось руководство этого подразделения к директорату «Нафтана». – Историю завода своим трудом писали работники, которые сейчас находятся на заслуженном отдыхе. В рядах ветеранов есть люди, срывавшие пломбу с вагона и принимавшие первые тонны сырья. Это начальник участка Рязанов Николай Тимофеевич, операторы товарные Ададурова Светлана Юрьевна, Петровская Нина Лукитична, Белун Надежда Константиновна, Точило Павел Андреевич, Коростикова Жанна Ивановна, Волковская Людмила Викторовна, машинист технологических насосов Рымарев Виктор Васильевич…» Далее авторы записки просили об информационной поддержке торжественного мероприятия, проводимого в товарно-сырьевом цехе по случаю 50-летия приемки первой нефти. Они ее получили…Встрече с ветеранами-пускачами товарно-сырьевого цеха головного предприятия Общества предшествовала беседа в кабинете его начальника. Сергей Евтушик излагал свое понимание преемственности поколений, и в его словах была большая правда.
Трудовой подвиг основателей НПЗ материализован, он сохраняется в бетоне, кирпиче и металле самых возрастных объектов заводской инфраструктуры. Но силуэт нефтегиганта утрачивает первозданность, несет потери под напором промышленного новодела и неизбежной модернизации производства. Изустная сага о героях первостроя тоже подвержена влиянию времени. А всякая потеря – будь то фрагмент индустриального пейзажа или рассказ непосредственного участника исторических событий – обедняет коллективную память, сужает набор моральных образцов, на которых воспитываются новые поколения заводчан. Нужны усилия мемориального характера. Книги. Музейные экспозиции. Улицы, названные в честь лучших людей предприятия, давшего жизнь Новополоцку. Наконец, встречи с бывшими работниками «Нафтана», в режиссуре которых должны быть экскурсии по местам трудовой юности, парадные фотосессии, подарки с летописным акцентом и дружеское общение, участники которого отдают дань уважения тем, кого уже нет среди нас.
28 декабря канон экскурса в прошлое был полностью соблюден. Почему я это подчеркиваю? Потому что корпоративная мифология монохромна. Со временем героика строительства и пуска завода приобретает бронзовый колор. Другие краски оттесняются на периферию исторической палитры. Для молодежи события полувековой давности – шихта, которую мартены быстротекущей жизни переплавляют в легенду. Все укрупняется, поднимается на пьедестал, убирается в оклад поклонения.
А непосредственным участникам той эпопеи взгляд извне несвойственен. Они живут внутри легенды, и для них главное – эффект бинокулярного зрения, трепетное отношение к деталям. К примеру, во время экскурсии по заводу у ветеранов вызвали взрыв эмоций обычные задвижки. Объяснение было простым. Сегодня арматуру закрывает-открывает электричество или воздух, контролирует автоматика. А в эпоху первой нефти задвижки были не только головной болью для товарных операторов, но и причиной кровавых мозолей.
Электроприводы стояли, а электричество не было подведено. Огромные технологические баранки приходилось крутить вручную. А это вам не слесарный барашек, который можно двумя пальцами гонять по резьбе. Речь о задвижках, стоящих на 500-миллиметровых трубопроводах. Чтобы поднять или опустить ее на один виток, нужно было сделать 75 оборотов. Женщины шли на них как на амбразуру. Наваливались целыми бригадами. Если мускульной силы не хватало, превращали в рычаг крюк, ломик, кусок арматуры – все, что было под рукой. Когда и это не помогало, звали мужчин.
Руки руками, но и «соображалка», говоря языком Задорнова, должна была быть в тонусе. Отечественные задвижки закрывались вправо, а чехословацкие, видимо, левша выдумал – у них было противоположное вращение. В спокойной обстановке человек как-нибудь разберется, где лево, где право. Но в первые месяцы после пуска завода нервотрепки и ситуаций на грани ЧП было выше крыши. Сказывались многочисленные недоделки, давала о себе знать нехватка опыта. Прибегут операторы к задвижке, начнут впопыхах крутить – а она ни в какую. Рвут жилы, чертыхаются, пока кто-нибудь не хлопнет себя по лбу и не крикнет: «Девочки, мы же ее, заразу, не в ту сторону вращаем!»
А сколько неудобств доставляло полное отсутствие элементарных надобностей. Товарно-сырьевая база темных нефтепродуктов была принята в эксплуатацию без отопления и горячей воды. Персонал, закутанный, словно капуста, во множество одежек, постоянно мерз. Спецовки стирали в бочке с бензином. Это если нефтью была вымазана только одежда. Однако нефтепродукт попадал иной раз на голову, на роскошные женские волосы. Что делать? Оборачивали голову газетным тюрбаном, сверху закрывали платком и в таком непрезентабельном виде возвращались на автобусе в город. Прав был поэт – гвозди бы делать из этих людей! В 62-м, 63-м и далее по календарю все заводчане были героями, только никто об этом не думал.
Распутица превращала территорию завода в сплошное болото. Потерять сапог в такой грязи ничего не стоило. Приноровились бегать по эстакадам. Но от заводоуправления до ТСБ темных два километра с гаком. Транспорт давал хороший выигрыш во времени. Правда, подбросить могла одна-единственная машина. Тупоносый газончик не был оборудован скамейками. Люди сидели в кузове на корточках и скакали, как зайцы, когда грузовик подбрасывало на очередном ухабе.
Звездам не радовались. Ясное небо обещало мороз, долгая зимняя ночь в помещении, где было не намного теплее, чем на улице, превращалась в пытку холодом. Женщины валили на пол бытовочные шкафы и укладывались на этот настил, тесно прижавшись друг к другу. Получалось что-то вроде живого теплообменника, помогавшего коротать ночную смену.
Лихорадочная спешка, которая предшествовала приемке первой нефти, оборачивалась массой огрехов. Что-то удавалось устранить быстро. Что-то кололо глаз годами. На первых порах оборудование стояло непокрашенным. Помещения принимались без внутрянки. Приборные щиты пугали пустотой черных глазниц – киповская начинка будет установлена много позднее.
Были вещи посерьезнее, чем окопный быт заводчан. Сейчас страшно подумать, но в конце 62-го года опрессовка резервуаров проводилась без оглядки на законы природы. Их даже в изрядные морозы испытывали водой – больше нечем было…
А какими замечательными штрихами к портретам ключевых специалистов той поры делились участники встречи. Мне довелось довольно близко знать третьего директора завода Александра Рудковского, в пору пуска начальника товарно-сырьевого цеха. Его стиль можно было уложить в одно слово – комильфо. Элегантный костюм, рубашка в тон, хорошо повязанный галстук, шелковое кашне – таким он появлялся на штабах во время строительства комплекса «Парекс», привязанного к Продовольственной программе в закатные годы СССР. Было это двадцать лет спустя после пуска предприятия. И когда ветераны вспомнили, что Александр Дмитриевич в декабре 62-го предлагал выкрасить эстакаду в белую краску, я сразу подумал, что в этом весь Рудковский. Аккуратист, опередивший свое время. Светлых красок во владениях «Нафтана» все больше, они становятся такой же визуальной нормой, как темный цвет нефти. В инверсиях производственной палитры очевиден культурный прогресс, вовлекающий в свою орбиту и производственный быт, и сознание производственников.
Очень по-доброму собеседники набрасывали портрет Олега Ктаторова, первого директора НПЗ. Олег Александрович не снимал болотных сапог. Был вездесущим. В любой момент мог появиться там, где его ждали меньше всего. Иначе было нельзя. Хозяйского догляда и твердой руки требовала огромная стройка, над которой довлели жесткие директивные сроки. И что характерно! Ктаторов – человек с диктаторскими по сути полномочиями – никогда не повышал голоса. Не вытягивал работника по струнке. Наоборот, пленял его похвалой, добрым словом. Причем – как?! Поговорит с человеком, уйдет. И в тот же день, только на другом объекте, в окружении других собеседников, своего визави похвалит. Бывало даже авансом. Знал, что молва обязательно доставит директорскую похвалу по назначению. Срабатывало! У Ктаторова был непререкаемый авторитет. Его слова окрыляли людей, будили в душах здоровый соревновательный порыв, желание быть в числе лучших.
Что касается первой нефти, то ее принимали скорее буднично, чем с помпой. Не было ни духового оркестра, ни красной ленточки. Несколько штабистов из заводоуправления, руководство цеха, две бригады технологического персонала ТСБ темных (приход товарняка совпал с пересменкой) и строители. Вот, собственно, весь круг людей, который может рассказать, как это было.
Все происходило в полном согласии с инструкциями. Сливо-наливщики подсоединили рукава. Открыли задвижки. Продукт самотеком пошел в резервуары 13-го парка. Слив сырья был закрытым. Но заводчане, гораздые на выдумку, исхитрились добраться до нефти. Кто руки мыл. Кто лицо мазал. Все, как в кино. И было это – страшно подумать! – полвека назад. «Жизнь птицей пролетела», – удивлялись ветераны, сдерживая набежавшие слезы. Их можно было понять. Им нельзя было не позавидовать. Построить такой завод и передать в наследство идущим тебе вослед дано не каждому поколению. Моим собеседникам такое счастье судьбой было даровано.
Владимир ФАКЕЕВ
Фото Александра Юдаева